Man in a cage, слэш

[mcshep]

Автор: Эгра.
Название: Man in a cage.
Дисклеймер: Персонажи, предметы и названия принадлежат создателям вселенной SG, добропорядочным гражданам без серьезных девиаций.
Рейтинг: PG.
Жанр: angst, filk/song, POV, romance.
Размер: мини.
Описание: Эпизод № 4*15 «Outcast». Время расставить все точки над i.
Комментарии: По песне Fool's Garden "Man in a cage", перевод более-менее дословный.
Статус: закончен.

Читать

- Джон...
Оторвись от чемодана. Посмотри на него.
Он расстроен. По-моему, даже больше, чем я. А я... Я не сказал бы, что опустошен: во мне сейчас бродит много чего, даже слишком много. И больше всего растерянности и непонимания, что делать дальше.
Он очень расстроен. Рот кривится, уголки губ сползают вниз, брови тяжелые, нависают над глазами, в которых плещется тревога. Обычно мне приятно, когда он проявляет чувства так открыто. Но сейчас мне плохо, и его печаль ранит. Я смотрю на него и пытаюсь улыбнуться, нахмуриться, скривиться, придать лицу хоть какое-то внятное выражение. Не получается. Мне хочется его обнять, ему, наверно, хочется того же, но дверь открыта, еще не все выразили мне сочувствие, и я просто смотрю ему в глаза и страстно желаю, чтобы он все понял сам. Он понимает, его лицо немного светлеет.
- Джон, я мог бы...

Чего это стоит -
держаться за свою гордость?

Конечно, ты мог бы. Ты можешь все, моя радость. Ты можешь вытащить город в космос, можешь инсценировать его гибель, можешь умереть и восстать из мертвых, можешь не спать несколько суток и сохранить ясность ума. Ты можешь любить меня так крепко, что мне не хватает воздуха, можешь любить меня не вопреки всем моим недостаткам и тараканам, а за них, можешь быть таким сильным, каким мне никогда не быть даже в мечтах, можешь простить мне все, самую чудовищную боль, самую нелепую причуду, самую преступную слабость.
Ты можешь все. А я не могу даже подпустить тебя совсем близко к себе.

В доме из стекла,
в который я продолжаю бросать камни.

Я не могу дать себе послабление. Всю жизнь я бегу и отстреливаюсь, оглядываюсь, перезаряжаю автомат и снова стреляю. Я уходил из дома под перекрестным огнем - отец, Дэйв, друзья; я жил с Нэнси и уходил от нее под градом пуль - все те же плюс она и ее друзья. Я привык уворачиваться и лавировать, мне неловко, когда я стою без оружия на открытой местности, неловко, когда приходится класть автомат на столик, чтобы пройти через металлоискатель общественного мнения. Когда все очень хорошо, мне надо, чтобы было и что-то плохое, потому что баланс должен быть соблюден. Уже больше двух лет все очень хорошо, и все, что я могу себе позволить, - держать маленький кусочек себя запертым от него.
- Я в порядке, Родни.

Человек в клетке,
идеальное место для полной изоляции.

Взять его с собой значит показать ему свое прошлое, показать человека, которого никогда не было по-настоящему, который только тем и занимается, что болтает, ведет непонятные ненужные дела, пьет дорогие невкусные коктейли и снова болтает. Это не я, и я не хочу, чтобы он видел, каким я мог стать. Мое прошлое, пусть только возможное, - мои кандалы, которые я тащу за собой всю жизнь.
Он пристально смотрит на меня, еще внимательнее, чем раньше, кивает, чуть-чуть медлит, словно запоминая каждую черточку моего лица, и уходит.
Я разрываюсь между желанием догнать его и необходимостью уложить оставшиеся вещи.

Сердце, полное боли,
дверь, что ведет к отчаянию.

Я ухожу на Землю с тяжелым чувством не потому, что скорблю. Просто я чувствую на себе его взгляд, он смотрит мне в спину, но я уже настроился на несколько дней фальши и лжи, на общение с людьми, которые меня не понимали и никогда не поймут. Если я еще раз посмотрю на него, я не смогу сдержаться там, если вообще удастся уйти, а не броситься, рыдая, ему на грудь у всех на глазах.

Как я мог забыть, что мы все еще играем в разные игры?
Я схожу со сцены
и чувствую себя марионеткой, веревочки которой судьба выпустила из рук.

Ронон осваивается на Земле в первые же минуты. Я почти сразу теряю его из виду, когда он на удивление тактично оставляет нас с Нэнси наедине. Прикосновения ее рук и губ не задевают внутри ни одной струнки. Я вспоминаю, с каким интересом Родни слушал рассказы о моей семье, особенно о Нэнси, как будто хотел отследить ее ошибки, чтобы случайно их не повторить. Нэнси удивленно смотрит на меня, когда я усмехаюсь: Родни и я живем в совершенно разных системах координат. Там, где я полагаюсь на случай и интуицию, он подводит научную базу, ищет закономерности и делает логичные выводы. Иногда это просто спасает.
Гроб стоит в комнате с белыми тюлевыми занавесками на окнах. Сюда еле долетают голоса из сада: даже эти вымороженные изнутри люди инстинктивно начинают говорить тише, когда смерть так близко. Я смотрю на гроб и внезапно понимаю, что больше всего мне хочется, чтобы Родни был сейчас здесь. Это капитуляция без аннексий и контрибуций, но без него то, что я всегда терпел с трудом, становится удушающе невыносимым. Я словно болтаюсь в невесомости в страшно неудобном скафандре, и воздух стремительно кончается. Все слишком плохо. Баланс не соблюден.

Так почему я никак не могу решиться,
почему не могу вырваться,
почему до сих пор верю, что эта клетка сделана для нас с тобой?

Я должен был давно выдать ему себя с головой. Скорее всего, он уже давно читает меня, как открытую книгу, знакомую с детства, но я должен был сказать ему все, о чем он догадывается без слов, потому что я люблю его. Потому что он с радостью вытащит пистолет и прикроет меня с тыла или фланга. Потому что хныкать ему в шею так приятно.
Люди вокруг меня говорят что-то тихо и печально, их лица темнеют, когда я оказываюсь рядом, они сочувствуют моему горю, хотя прекрасно знают, что мы с отцом если и были когда-то близки, то это время давно прошло. Они говорят что-то, а когда я отхожу, механически кивнув, возвращаются к разговору на темы, никак не связанные с болью и скорбью, который вели до того, как я бестактно их прервал. Я смотрю на них, а перед глазами спящий Родни, и я мысленно утыкаюсь лбом ему в шею под ухом и хнычу, как часто делаю, когда мне совсем плохо, а он крепко спит.
Это будет первое, что я сделаю, когда мы вернемся.

Чего это стоит –
прожить жизнь в полной изоляции?

Возвращение на Атлантиду опять сопрягается с опасностями и новыми проблемами. Но я вижу его, я наконец-то вижу его, и мне удается улыбнуться ему, и он улыбается в ответ именно так, как мне нужно. Я больше никогда не оставлю себя без него на такой долгий срок.

И что останется
на дороге, ведущей к отчаянию?

Я стою посреди своей комнаты и не то размышляю, не то просто жду. Вытаскивая меня из камеры, через которую я прощался с Эвой, он пообещал зайти проведать меня. Мне немного страшно, но я все решил еще на Земле. Мое дело - предложить ему себя, каким я еще не был. Его дело... Почему-то я уверен, что он просто приподнимет уголок рта и скажет что-нибудь едкое, обнимет меня и не отпустит до утра.

Как я мог притворяться, что эта жизнь - для меня одного,
и ни один человек, входящий в эту клетку, не может освободить меня от моих цепей?

Дверь бесшумно открывается, Родни вставляет кристалл обратно и пристраивает на место панель, ничуть не смущаясь. Несколько минут он изучает меня, фиксирует изменения, произошедшие во мне за эти дни, пропускает их через свой внутренний анализатор, залезая мне в самую душу, беззастенчиво копаясь там, отбрасывая проржавевшие куски старых механизмов, раскладывая по полочкам запчасти, смахивая пыль и смазывая скрипящие петли. Чувство обновления заполняет меня, и я четко вижу, куда мне идти и что делать.

Почему я до сих пор верю, что эта клетка сделана для нас с тобой?

- Ты не мог бы в следующий раз привезти в качестве сувениров с Земли магниты или кучу фотографий вместо очередной неприятности? Они и без того основная статья нашего экспорта, - Родни так и стоит почти у самой двери.
Он не улыбается, просто смотрит на меня, серьезно и невозмутимо. Он не двигается - ждет, чтобы я сделал первый шаг.
Расцепляю переплетенные пальцы. Шаг. Опускаю руки по швам. Шаг. Смотрю ему в глаза. Шаг. Я достаточно близко, чтобы взять его за плечи. Только тогда он одним плавным движением преодолевает оставшееся между нами расстояние и кладет ладони на мои руки.
- Как прошел твой день? - спрашивает он, и это сигнал к переходу на уровень выше.

Она сделана для нас с тобой.

- Я бы начал с того, что несколько дней назад у меня умер отец, а я осознал это только сейчас.
Его руки теплые, кожа бархатная. Он смотрит так, как будто недостающий кусочек головоломки наконец встал на место и во мне совместилось все, что он любил и потерял, то, чего у него никогда не было, но о чем он всегда мечтал или даже не осмеливался мечтать. Я надеюсь, что мой собственный взгляд говорит ему то же самое.